Завет на 10 лет вперед: Интервью Председателя совета директоров «Акрона» Александра Попова

«Акрон» в этом году завершил большую инвестиционную программу с запуском нового агрегата аммиака в Новгороде, что позволило компании решить проблему дефицита этого сырья, а также избавился от непрофильных активов. Несмотря на существенное снижение мировых цен на удобрения, компания впервые за несколько лет выплатила промежуточные дивиденды в объеме почти 50% чистой прибыли по МСФО, сохранив самую высокую в отрасли дивидендную доходность.

В первом квартале следующего года «Акрон» планирует утвердить стратегию до 2025 года. О том, как будет развиваться компания в ближайшее десятилетие, чего ждать акционерам и бояться конкурентам, в интервью «Интерфаксу» рассказал председатель совета директоров «Акрона» Александр Попов.

— Уходящий год был не самым простым для производителей минудобрений: падение цен, даже несмотря на слабый рубль, оказало давление на финпоказатели большинства игроков отрасли. С какими итогами «Акрон» заканчивает 2016 год и какие у холдинга планы на следующий?

— За два года цены на минеральные удобрения снизились в среднем на 40%. Если бы не те инвестиции, которые «Акрон» делал в последнее время, на наши результаты в этом году было бы скучно смотреть. Выручка должна была снизиться почти в два раза, если бы мы не поддержали наши финансовые результаты увеличением товарного выпуска.

За пять лет мы увеличили товарное производство наполовину, в итоге при снижении цен общий эффект оказался практически нейтральным. Понятно, что по сравнению с прошлым годом будет снижение и по эффективности, и по абсолютным цифрам в терминах EBITDA. При этом кредитный портфель у нас несколько вырастет, но мы его удержали на хорошем уровне: отношение чистого долга к EBITDA будет в районе 2 на конец года. Мы в этом году выкупили около 10% в калийном проекте у Евразийского банка развития, за счет чего только и получили рост кредитного портфеля, потому что денежный поток, который мы сгенерировали, позволил нам и выплатить дивиденды в повышенном размере, и выполнить всю инвестиционную программу, и, само собой, производственную программу.

Модели, которые мы строим на следующие несколько лет, говорят о том, что мы будем и дальше генерировать положительный денежный поток. Мы прошли пик инвестпрограммы, с каждым годом объем инвестиций будет снижаться, за счет этого будем быстрыми темпами гасить кредитный портфель и поддерживать дивиденды на хорошем уровне, как в этом году. При этом никто не отменял теорию циклов. И при следующем восходящем тренде, который мы ожидаем в ближайшие годы, «Акрон» станет одним из главных бенефициаров в отрасли от повышения цен.

Несмотря на то, что абсолютные суммы инвестиций будут падать, мы все равно будем наращивать объемы производства. В следующем году мы видим увеличение товарного выпуска на 11% плюсом к тем 14%, которые будут в этом году.

Инвестиции в следующем году у нас будут до $180 млн, причем, большая часть пойдет в СЗФК (фосфатный проект «Олений ручей» — ИФ). Во втором квартале следующего года у нас должна пойти первая подземная руда, что будет большим событием для компании. В 2018-2019 годах инвестиции в СЗФК упадут более чем в два раза, и фактически не будут оказывать сильного влияния на общий поток денежных средств компании.

Больших инвестиций в стройку в следующем году не будет, более или менее серьезные инвестиции на площадках в Новгороде и Дорогобуже (Смоленская область — ИФ) начнутся с 2018 года.

— Какие проекты войдут в стратегию «Акрона» до 2025 года, которую планируется утвердить в следующем году?

— В первую очередь это будет проект по строительству производства азотной кислоты на площадке в Новгороде. Мы поняли, что у нас есть еще узкие места, при расшивке которых за относительно небольшие деньги мы можем получить очень хорошие результаты. Дефицит азотной кислоты — это и есть то узкое место, расшив которое, мы сможем резко нарастить производство аммиачной селитры, а также перерабатывать излишки аммиака, которые у нас образовались с вводом четвертого агрегата в июле этого года.

Новый агрегат аммиака в Новгороде оказался настолько эффективным, что уже сейчас работает на 10% выше своей проектной мощности. Проектная мощность у него была 2060 тонн в сутки, сейчас мы делаем уже 2270 тонн и рассматриваем возможность увеличения мощности до 2500 тонн в сутки, причем за небольшие деньги. Максимум, нужно $25 млн проинвестировать, чтобы получить дополнительно свыше 80 тыс. тонн аммиака по году.

Кроме того, если мы изначально рассчитывали, что будем перерабатывать в Новгороде через несколько лет порядка 150 тыс. тонн аммиака из 800 тыс. тонн, производимых на новом агрегате, то уже сегодня мы видим, что в 2017 году переработаем 300 тыс. тонн без каких-то серьезных инвестиций, просто за счет расшивки узких мест за небольшие деньги. Мы нарастили в этом году и еще нарастим выпуск аммиачной селитры, карбамида, сложных NPK-удобрений. Другими словами, мы наблюдаем классический мультипликативный эффект, когда инвестиции в какие-то базовые вещи (инфраструктуру, сырье, полупродукты) приводят к росту показателей в смежных секторах.

Производство азотной кислоты на 400 тыс. тонн — я думаю, что на его строительство уйдет порядка трех лет с учетом проектирования — будет стоить нам примерно $70 млн, потому что мы будем пристраивать его к действующему цеху. И это позволит нам одномоментно поднять выпуск аммиачной селитры на 500 тыс. тонн, это серьезный объем.

— Помимо увеличения выпуска традиционных для «Акрона» видов удобрений, есть ли в планах расширение продуктовой линейки?

— Мы хотим перерабатывать излишки апатитового концентрата, причем хотим уйти в абсолютно новое для нас направление: производство моноаммонийфосфата (MAP) и диаммонийфосфата (DAP), а также сложных удобрений высокофосфатных марок. Это то, что делают «ФосАгро» , «ЕвроХим» и «УралХим». Сегодня на рынках, которые находятся в непосредственной близости от наших заводов, мы не можем предложить нашим покупателям продукцию из этой линейки. Поэтому на этих рынках работают наши конкуренты, хотя они и находятся на значительном расстоянии от этих регионов. Из-за того, что у нас нет MAP и DAP, мы теряем большие деньги.

Поэтому мы построим, скорее всего, в Дорогобуже, производство серной кислоты, фосфорной кислоты и удобрений, будем делать MAP, DAP и различные марки NPK с высоким содержанием фосфора, например, 13-19-19 или 9-25-25. Проект с рыночной точки зрения является безрисковым, потому что рынки такой объем продукции абсорбируют просто и легко. Речь идет о производстве от 600 до 900 тыс. тонн новой продукции, в зависимости от того, какой продукт будем делать. Наша задача — поставить гибкое производство, чтобы как можно полнее удовлетворять запросы потребителей.

— Эта продукция пойдет только на внутренний рынок или также на экспорт?

— Мы думаем, что порядка половины продукции мы сможем поставлять на внутренний рынок, потому что именно высокофосфатные удобрения внутренний рынок берет лучше, чем высокоазотистые. Сейчас мы 200-250 тыс. тонн наших NPK продаем на внутреннем рынке, но это мало. Я думаю, что сможем увеличить продажи в России на 350-400 тыс. тонн NPK. Излишки будем отправлять на экспорт. «Дорогобуж» расположен так, что в первую очередь продукция пойдет на украинский и белорусский рынки, остальное будем отгружать через порты Балтийского моря.

Фактически, идя в такую диверсификацию продуктовой линейки, мы решаем задачу занятия рыночных ниш, географических направлений сбыта, потому что мы видим, что владение или стратегические отношения с товаропроводящими сетями становятся очень важными. Например, при слиянии канадских Agrium и Potash Corp. компании были оценены одинаково, потому что у гораздо меньшей по мощностям Agrium огромные товаропроводящие сети и розничная торговля. Это важно, и мы тоже будем развивать наши существующие товаропроводящие сети, а также вкладываться в приобретение чужих товаропроводящих сетей.

Еще один проект, который мы рассматриваем на ближайшие несколько лет, это диверсификация продуктовой линейки в Новгороде. У нас сейчас нет гранулированных удобрений, мы делаем только приллированные удобрения, но гранулированные удобрения имеют определенную премию к цене приллированных, Европа очень любит гранулированные удобрения, и мы в Европу сейчас очень мало продаем из-за этого.

То, что мы будем делать в Дорогобуже, это будут именно гранулированные удобрения, соответственно, европейский рынок для нас будет открыт. В Новгороде мы тоже хотим построить производство гранулированных удобрений примерно на 600 тыс. тонн, что позволит нам диверсифицировать продуктовую линейку, выпускать CAN (кальцинированная аммиачная селитра — ИФ) и новые марки сложных удобрений, в первую очередь, NK — то есть без содержания фосфора. Параллельно мы снизим производство традиционной селитры и традиционных марок NPK, то есть в целом производство вырастет примерно на 100 тыс. тонн.

— Во сколько вы оцениваете стоимость этих проектов?

— Проект по азотной кислоте — это около $70 млн, производство высокофосфатных удобрений в Дорогобуже сейчас оценивается в $220-280 млн, но окончательное понимание придет в первом квартале следующего года, когда мы будем утверждать стратегию до 2025 года. Если говорить про строительство установки CAN-NK, то речь может идти о $40 млн, то есть абсолютно подъемные цифры.

Начнем мы с кислот и селитры в Новгороде, а в проект в Дорогобуже начнем вкладываться с интервалом в 1-1,5 года после запуска этого производства. Мы не будем больше делать так, как делали последние несколько лет, когда мы одновременно вели три огромных стратегических проекта — и строительство аммиака, и строительство «Оленьего ручья», и еще в калийный проект вкладывали серьезные деньги, это было очень тяжело и рискованно. Тем не менее, именно это позволило нам создать собственную сырьевую базу, получив возможности для развития на следующие 40-50 лет.

Без учета Талицкого калийного проекта, инвестиции на 10 лет будут, скорее всего, на уровне $1,5 млрд, то есть в среднем по $150 млн в год. Понятно, что рынок может внести свои коррективы: если цены на удобрения в ближайшее время пойдут вверх, то мы увеличим темпы инвестирования.

«Акрон» всегда очень внимательно следит за конъюнктурой рынка, благодаря чему и в прошлые годы мы были первыми по многим направлениям. В результате нашей большой инвестиционной программы, мы первыми в постсоветский период создали с нуля фосфатный ГОК, построили новый агрегат аммиака и аммиачный терминал, создали промышленное производство редкоземельных металлов, сбытовые сети в России и Китае.

— «Акрон» обсуждал проект строительства завода минудобрений на «Оленьем ручье» для переработки апатитового концентрата. Теперь эти мощности решено создать на площадке «Дорогобужа»?

— Есть варианты: либо мы строим фосфорную и серную кислоту и производство удобрений в Дорогобуже, либо кислоты строим в Кировске на «Оленьем ручье», а производство удобрений все равно в Дорогобуже — под внутренний рынок. Сейчас смотрим, что будет эффективнее по логистике и по стройке. Например, если это делать на «Оленьем ручье», то нам не надо будет даже сушить апатитовый концентрат, он сразу пойдет на производство фосфорной кислоты, и на этом серьезные деньги можно сэкономить. Мы наняли несколько институтов, которые просчитывают и плюсы, и минусы. На самом деле рассматриваются вообще три варианта: это и площадка СЗФК, и площадка Дорогобужа, и даже площадка в Новгороде.

Мы пока склоняемся к тому, что удобрения будут делаться в Дорогобуже, потому что меньше всего рыночных рисков, но не исключено, что через пять лет мы этот же проект повторим в Новгороде, потому что к тому моменту у нас будет еще 600 тыс. лишнего апатитового концентрата. В общем, к 2025 году, я думаю, у нас будет построено производство фосфорных удобрений и в Дорогобуже, и в Новгороде. Если, конечно, не появится возможность приобрести уже готовые мощности по переработке апатитового концентрата.

— Для этого «Акрон» в свое время купил долю в польском Azoty Tarnow, но, как известно, отношения с польскими властями не сложились. Ведете ли вы переговоры о продаже своей доли?

— Нет, держим, там у нас чуть меньше 20%.

Теоретически, этот актив, если там еще несколько лет будет та же ситуация, держать бессмысленно. Сейчас там компания работает непрозрачно, неэффективно, а мы видим, что можем легко поднять эффективность этих заводов. Потому что там также есть узкие места, которые можно спокойно расшивать, у нас есть сырье, и сырье значительно более интересное, чем то, которое они используют сейчас. Мы можем оптимизировать издержки, мы показали все это на своих заводах. У нас маржа по EBITDA в плохие годы была 35%, а у них в хорошие годы — 15%.

— Можете ли вы притормозить Талицкий проект из-за падения цен на хлоркалий? На какой стадии находятся переговоры о финансировании?

— До конца года мы ожидаем, что получим последние согласования Главгосэкспертизы, то есть проект будет полностью готов к реализации. Мы сейчас ведем переговоры с банками по классическому проектному финансированию — так, чтобы банки разделили с нами, как с генеральным инвестором, рыночные риски. С «Уралкалием» , «ЕвроХимом» банки такие риски разделили, и мы надеемся, что нам также удастся получить условия, которые будут нас удовлетворять.

Но текущие цены на калий не вселяют оптимизма ни в банки, ни в нас, хотя мы понимаем, что даже при таких ценах «Уралкалий» получает маржу по EBITDA больше 50%. Но когда, чтобы получить вот такую маржу, тебе нужно вложить $1,5 млрд и строить это в течение семи лет, начинаешь задумываться — а надо ли тебе это делать прямо сейчас? Не лучше ли тебе вложить деньги в проекты на существующих площадках, которые дадут эффект уже через три года и при такой же высокой норме рентабельности, а допустим, начало реализации калийного проекта отложить на 1-3 года? Если цены оттолкнутся от дна и пойдут вверх, качественные и финансовые показатели этого проекта будут расти в геометрической прогрессии.

По проектному финансированию есть пул банков, сейчас они изучают term sheet, и мы надеемся, что в течение трех месяцев будет какое-то решение. Другое дело, что даже если банки примут положительное решение, мы все равно еще раз сами на это посмотрим: брать деньги сейчас, надеясь на то, что через семь лет рынок вырастет, или все-таки дождаться, когда начнется повышательный тренд, и в этот момент можно начинать.

— ВЭБ проводил оценку своей доли в Талицком проекте (20% минус 1 акция), предлагал ли он вам ее выкупить?

— Я знаю, что они проводят какие-то мероприятия по потенциальной продаже своей доли, но у нас пока предложения от ВЭБа нет. Если оно поступит, и мы его посчитаем приемлемым, то можно будет посмотреть.

— В 2016 году истекает срок действия разрешений на разведку калийных солей в Канаде, планирует ли компания получать лицензии на разработку каких-то участков?

— Мы переводим большую часть разведочных лицензий в добычные. От каких-то лицензий мы откажемся, но какие-то оказались очень эффективными — есть проект с Rio Tinto и этот участок один из самых лучших, наверное, в мире. Мы проводим дополнительные исследования, чтобы поставить на баланс дополнительные запасы и посмотреть, откуда начинать, плюс мы хотим сделать pre-feasibility study, чтобы можно было разговаривать и с банками, и с потенциальными инвесторами.

Этот проект интересен тем, что ГОК, который там нужно будет строить, будет работать не по классической шахтной схеме, а по схеме растворения. То есть пробурили скважину, закачали воды, растворили какой-то кусок породы под землей, выкачали соляной раствор, рассол выпарили, получили соль и продали. По такой схеме работает одна из шахт Mosaic, недалеко от нас.

— На какой стадии находится проект по добыче фосфатного сырья на месторождении Партомчорр?

— По Партомчорру мы сейчас делаем новое ТЭО кондиций, потому что цены на апатитовый концентрат снизились. Даже при более высоких ценах реализация проекта была не сильно эффективной, а с учетом того, что правительство Мурманской области и экологические организации хотят создать вблизи инфраструктуры проекта национальный парк «Хибины», он становится еще дороже. Поэтому мы находимся в переговорах с экологическими организациями с тем, чтобы и парк был создан, и наш проект не стал менее эффективным. Трудно сейчас сказать, когда там начнется какое-то строительство. В ближайшие два года точно ничего не будем делать.

Сейчас наша задача — раскрутить «Олений ручей» на полную мощность, по подземной части это займет еще лет пять. В следующем году у нас будет плюс 100 тыс. тонн апатитового концентрата, в 2018 году — еще плюс 50 тыс. тонн, в 2019 году — еще 200 тыс. тонн. И так постепенно где-то до 1,9-2 млн тонн мы должны дойти. Параллельно будем строить переработку. У «Акрона» просто огромные возможности для развития, и здесь нужно не бежать впереди паровоза, а работать с холодной головой, и инвестиции делать точечно так, чтобы они сразу давали максимальный эффект.

— Если говорить о логистике поставок — коснулась ли «Акрон» история с переориентацией российских грузов из Прибалтики?

— Безусловно, коснулась. Есть поручение переориентировать наши сухие грузы из эстонских портов в порты России. И мы сейчас ведем переговоры с различными стивидорами, железной дорогой, владельцами территорий береговых линий. Рассматриваем вопрос в двух направлениях: либо переориентация части наших грузов на уже действующие терминалы к третьим игрокам, либо строительство собственных портовых мощностей.

— О каких российских портах идет речь?

— Это Усть-Луга, большой порт «Санкт-Петербург», Мурманск, Высоцк-Приморск — мы смотрим на все.

— Как это может отразиться на работе компании?

— Для нас ситуация очень неприятная, но поручение сформулировано так, чтобы решить стратегическую задачу по переориентации всего прибалтийского транзита в российские порты, но чтобы при этом интересы «Акрона» как грузоотправителя и собственника действующих терминалов, куда мы вложили более $150 млн, не пострадали. То есть стивидоры и РЖД должны обеспечить нам условия, сопоставимые с теми условиями, которые мы имеем по транзиту и перевалке через Эстонию.

Речь идет о переводе только сухих грузов, потому что жидкие грузы у нас в России негде переваливать и быстрее чем за 10 лет построить здесь, допустим, терминал по перевалке аммиака в принципе невозможно.

— «Акрон» в этом году впервые за несколько лет выплатил промежуточные дивиденды. Чего ждать вашим акционерам в ближайшие годы, будет ли сохраняться такой подход?

— Мы и дальше планируем платить дивиденды два раза в год и держать хороший уровень выплат с учетом того, что наши инвестиции будут снижаться, и все больший объем средств будет освобождаться, в том числе и для распределения между акционерами. Мы всегда платим больше, чем наш минимальный коэффициент — 30%.

— Вы довольны тем, как инвесторы сейчас оценивают компанию?

— Исходя из тех финансовых показателей, которых мы сегодня добились, можно сказать, что компания оценена более-менее справедливо, потому что сейчас цены депрессивные. Но мы видим, что в ближайшее время начнется отскок, по азотным удобрениям цены уже в принципе оттолкнулись от дна и серьезно подросли. По мере того, как они дальше будут расти, доходность компании, и, соответственно, ее капитализация, будут увеличиваться. Если цены вырастут хотя бы на 20%, в какой момент можно задуматься и об SPO. Но может быть, мы к этому и вообще больше никогда не придем. В последнее время многие предприниматели немножко остыли к публичности, и кто-то даже сделал полный buyback, став частной компанией.

Но каких-то резких движений на рынке акций «Акрона» мы делать не будем, потому что считаем, что рынок более-менее справедливо на нас смотрит. А вот в части, допустим, «Дорогобужа», мы в этом году видели не очень хорошие истории. Сейчас в свободном обращении осталось около 5% акций компании, и мы увидели попытки манипулировать их стоимостью. Поэтому мы рассматриваем вариант делистинга акций «Дорогобужа» с «Московской биржи» , чтобы избежать таких вещей.

— Какой у компании объем рефинансирования на 2017 год? Какие инструменты для рефинансирования долга вы будете использовать, смотрите ли на рублевые или валютные бонды?

— Рублевые бонды мы постоянно размещаем, потому что ставки по рублевым бондам и по рублевым кредитам сопоставимы, но с бондами есть свои плюсы: выпустил и забыл про них, в отличие от кредитов, где нужно отчитываться каждый квартал.

А что касается евробондов, то ставки там всегда были выше, чем ставки по билатеральным или клубным кредитам. Поэтому каждый раз мы смотрим и делаем свой выбор в пользу кредита.

Рефинансирование порядка $600 млн, и у нас уже открыты серьезные кредитные линии под следующий год. Сейчас рынок заемщика, я бы сказал, потому что денег у банков много, как у иностранных, так и у российских. Мы выбираем банк, мы выбираем условия — сроки, ставки, выбираем, на кого брать — на «Акрон», «Дорогобуж» или СЗФК. В плане финансирования сейчас, конечно, времена достаточно простые.

— Что будет дальше с долговой нагрузкой «Акрона» с учетом озвученной инвестпрограммы?

— У нас есть задача снижать долговую нагрузку, но есть один нюанс: сейчас 40% нашего калийного проекта принадлежит банкам. Если будет принято решение выводить банки из проекта и брать все на себя, может произойти временное увеличение кредитной нагрузки. Но в целом есть направление на снижение кредитного портфеля так, чтобы опустить соотношение чистого долга к EBITDA ниже.